– Долой эрудитов! – кричит Тори, и все начинают повторять вслед за ней, вне зависимости от фракций. У нас общий враг, но делает ли призыв нас друзьями?
Я замечаю, что Тобиас не присоединяется к общему крику, как и Кристина.
– Что-то тут не так, – думает вслух Кристина.
– В смысле? – спрашивает Линн, перекрикивая окружающий шум. – Разве ты не помнишь, что они с нами сделали? Подчинили нас с помощью симуляции и заставили стрелять в невинных людей, которых мы и знать не знали. Вынудили убить всех лидеров Альтруизма.
– Ага, – отвечает Кристина. – Просто… взять штурмом штаб-квартиру фракции и прикончить их, разве это не то же самое, что эрудиты сделали с альтруистами?
– Нет. Этоне нападение из ниоткуда, ничем не спровоцированное, – возражает Линн.
– Ага, – многозначительно кивает Кристина. – Понимаю.
Я ничего не говорю. Ведь она права.
Я направляюсь к дому Итонов в надежде на тишину.
Открываю парадную дверь, поднимаюсь по лестнице. Дохожу до комнаты Тобиаса, сажусь на кровать и смотрю в окно. Лихачи и бесфракционники стоят вокруг костров, смеются и разговаривают. Но не перемешиваются. Их разделяет незримая линия.
Я наблюдаю за Линн, Юрайей и Кристиной. Юрайя машет рукой сквозь огонь с такой скоростью, что не обжигается. Но его улыбка больше похожа на гримасу, будто искаженная горем.
Через пару минут я слышу шаги на лестнице. В комнату входит Тобиас, снимает ботинки у входа.
– Что-то не так? – спрашивает он.
– На самом деле, ничего, – отвечаю я. – Просто раздумываю. Удивлена, что бесфракционники с такой легкостью пошли на сотрудничество с лихачами. Лихачи, мне кажется, никогда не проявляли к ним особой доброты.
Он стоит позади меня, тоже глядя в окно.
– Да, вынужденный союз, – соглашается он. – Но у нас одна цель.
– Пока. А когда цели изменятся? Бесфракционники хотят избавиться от системы фракций, а лихачи – нет.
Тобиас сжимает губы. Внезапно я вспоминаю разговор Маркуса и Джоанны, когда они гуляли по саду. У Маркуса было такое же выражение лица, когда он хотел что-то скрыть от нее.
Позаимствовал ли Тобиас эту черту у своего отца? Или его выражение лица означает совершенно другое?
– Ты будешь в моей группе. Когда пойдем в атаку. Надеюсь, ты не против. Мы возглавим атаку на посты управления.
Если я пойду вместе со всеми, я не смогу отправиться за информацией, которую Джанин выкрала у альтруистов. Мне придется выбирать что-нибудь одно.
Тобиас говорил, что разделаться с эрудитами важнее, чем отыскать истину. Если бы он не пообещал бесфракционникам контроль надо всей информацией эрудитов, возможно, он был бы и прав. Но он не оставил мне выбора. Я должна помочь Маркусу, если есть хоть какой-то шанс, что он не врал. Мне придется идти наперекор воле людей, которых я люблю больше всего.
А сейчас мне придется солгать.
Я скрещиваю пальцы.
– Что такое? – спрашивает он.
– Я все еще не могу стрелять, – отвечаю я. – А после того, что случилось в штаб-квартире Эрудиции…
Я прокашливаюсь.
– Мне разонравилось рисковать своей жизнью.
– Трис.
Он проводит пальцами по моей щеке.
– Тебе не обязательно идти.
– Я не хочу выглядеть трусливой.
– Эй.
Он берет меня пальцами за подбородок. Они холодные. И смотрит он на меня жестко.
– Ты сделала для нашей фракции больше, чем кто-либо. Ты…
Тобиас вздыхает и прижимается лбом к моему лбу.
– Ты самый храбрый человек из всех, кого я когда-либо знал. Оставайся здесь. И поправляйся.
Он целует меня, и я снова начинаю разрываться изнутри. Я буду действовать наперекор ему, вместе с его отцом, которого он презирает. Самая худшая ложь из всех, которые я когда-либо произносила. И я никогда не смогу исправить последствий.
Мы отодвигаемся друг от друга. Опасаясь, что он услышит мое прерывистое дыхание, я поворачиваюсь к окну.
Глава 39
– Ну да. Теперь ты окончательно выглядишь как неженка, пощипывающая банджо, – заявляет Кристина.
– Правда?
– Нет. Вовсе нет, на самом деле. Просто… дай, я поправлю, о’кей?
Она пару секунд роется в сумке и достает небольшую коробку. В ней тюбики разных цветов и размеров. Косметика, но я понятия не имею, как ею пользоваться.
Мы в доме моих родителей. Единственное место, где я могу подготовиться и все обдумать, прежде чем отправиться на дело. У Кристины нет никаких комплексов насчет того, чтобы порыться в вещах, и она уже нашла две книги, спрятанные между шкафом и стеной. Доказательство того, что Калеб давно собирался в Эрудицию.
– Давай начистоту. Значит, ты отправилась на войну из района Лихачества… и взяла с собой косметику?
– Угу. Решила, что врагам будет сложнее стрелять в меня, если я буду сногсшибательно красива, – отвечает она, приподняв бровь. – Так, не шевелись.
Она снимает колпачок с черного тюбика размером с палец. Там красная палочка. Губная помада, очевидно. Прикасается ею к моему рту и водит, пока мои губы не становятся ярко-алыми. Я вижу это, если поджимаю их.
– Тебе когда-нибудь рассказывали о такой диковинке, как выщипывание бровей? – спрашивает она, держа в руке пинцет.
– Убери от меня это штуку.
– Чудесно, – вздыхает она. – Я бы наложила румяна, но уверена, мой тон тебе не подходит.
– Я в шоке, учитывая, что у нас почти одинаковый цвет кожи.
– Ха-ха.
Когда мы заканчиваем, у меня четко обрисованные губы, подкрученные ресницы, и я одета в ярко-красное платье. Мой нож спрятан в чехле на ремне на внутренней стороне бедра.
– Где же встретит нас Маркус, Губитель Жизней? – спрашивает Кристина. На ней желтые цвета Товарищества, и на фоне ее кожи этот цвет сияет.
– Позади штаб-квартиры Альтруизма, – со смехом отвечаю я.
Мы идем по тротуару в темноте. Все остальные должны сейчас ужинать, я проверяла, но на случай, если мы на кого-то наткнемся, мы накинули сверху черные куртки, чтобы скрыть одежду цветов Товарищества. С непривычки я спотыкаюсь о трещину в бетоне.
– Куда это вы собрались? – слышу я голос Питера. Оглядываюсь. Он стоит на тротуаре, сзади нас. Интересно, сколько времени он следит за нами?
– Почему ты не со своей группой, не ужинаешь? – спрашиваю я.
– Я не в группе, – он похлопывает по руке, в которую я его ранила. – Травмирован.
– Ага, точно! – восклицает Кристина.
– Ну, честно говоря, мне не хочется идти в бой заодно с толпой бесфракционников, – говорит он, и его зеленые глаза загораются. – Поэтому собираюсь остаться здесь.
– Как трус, – с отвращением кривит губы Кристина. – Пусть остальные вместо тебя возятся.
– Угу! – злорадствует он. Хлопает в ладоши. – Счастливо вам сдохнуть.
Посвистывая, переходит через улицу и идет в противоположном направлении.
– Ну, его нам удалось отвлечь, – говорит Кристина. – Он не стал переспрашивать, куда мы идем.
– Ага. Хорошо.
Я прокашливаюсь.
– Значит, план таков. Немного дурацкий, правда?
– Он не… дурацкий.
– Ой, ладно тебе. Глупо верить Маркусу. Глупо пытаться прорваться через охрану из лихачей на воротах ограды. Глупо идти наперекор лихачам и бесфракционникам. А в сочетании первое, второе и третье… чушь, какой не бывало в истории человечества.
– К сожалению, это лучший план, который мы смогли составить, – замечает она. – Если мы хотим, чтобы все узнали правду.
Я доверила Кристине свои планы, когда решила, что наверняка погибну, так что надо бы ее послушаться. Я беспокоилась, что она не захочет идти со мной, но забыла, из какой она фракции. А выросла она в Правдолюбии, где истина превыше всего. Может, теперь она и лихачка, но мой опыт говорит о том, что в нас всегда остается след фракции, в которой мы родились.
– Значит, ты здесь выросла. Тебе здесь нравилось? – хмурится Кристина. – Думаю, что нет, если ты решила уйти.
Солнце клонится к горизонту. Мы идем. Мне никогда не нравился закатный свет, поскольку в нем район Альтруизма выглядел еще более унылым, чем в другое время суток, но сейчас монотонный серый оттенок меня успокаивает.